Записи с темой: Биографии (13)
Максималист
Две неразделимые фамилии «Ильф-и-Петров» сразу же вызывают в памяти неразделимые названия двух романов — Двенадцать стульев и Золотой теленок. Читающей публике хорошо известны эти романы, а зрителям — созданные по их мотивам кинофильмы и даже мюзикл. Но давно, очень давно (точнее — с 1957 года) не издавались отдельной книгой общие рассказы и фельетоны Ильи Ильфа и Евгения Петрова, написанные в конце 1928 — начале 1937 годов.
...
Талантливые писатели и опытные журналисты, Ильф и Петров много печатались в юмористических изданиях, в «Огоньке», «Литературной газете» и «Правде». Однако жизнь не стоит на месте. Утратили злободневность кое-какие явления, понятия, факты. Сошли со сцены отдельные персонажи. Но сохранились художественные образы, сохранились идеи. Сохранилась сила сатирического воздействия. Газетные рассказы и фельетоны написаны прекрасным, совсем не газетным языком. Они оказались не однодневками, а художественной литературой большой сатирической силы и ценности.
(...)


Сразу же после Двенадцати стульев (1928) сочиняется повесть-фантасмагория Светлая личность (журнал «Огонек»). Появляются совместные очерки и путевые наброски (журнал «30 дней»). Необыкновенно плодотворным оказался период работы в новом сатирическом журнале «Чудак» под руководством Мих. Кольцова (конец 1928 — начало 1930). За это время было опубликовано более семидесяти произведений, написанных Ильфом и Петровым «оптом и в розницу». Под общим псевдонимом Ф. Толстоевский из номера в номер печатались гротескные новеллы Необыкновенные истории из жизни города Колоколамска и 1001 день, или Новая Шахерезада. Рассказы и фельетоны, посвященные проблемам литературы и искусства, а также рецензии на спектакли и кинофильмы шли под псевдонимами: Ф. Толстоевский, Дон-Бузильо, Виталий Пселдонимов и даже Коперник.
1930 год посвящен работе над романом Великий комбинатор (будущий Золотой теленок). Пишутся путевые очерки — о путешествии на открытие Турксиба и в Бухару, с фотографиями Ильфа. На протяжении всего следующего года в журнале «30 дней» печатается Золотой теленок, идут публикации в журнале «Огонек» и газете «Советское искусство». Казалось бы, всё хорошо. Но не стоит видеть в Ильфе и Петрове баловней судьбы, небрежно пошучивающих над окружающей действительностью.
В то время было не до шуток. Еще в 1929 и 1930 годах «граждан Советского Союза волновал вопрос: "А нужна ли нам сатира?"». «Не раз и не два в наших дискуссиях и на страницах печати проскакивал тезис о ненужности, о ложной роли, даже о бессмысленности существования сатиры в нашей обстановке», — резюмировал Мих. Кольцов на Первом съезде писателей (1934). Гонителем советской сатиры неукоснительно выступал критик В. Блюм, за что даже удостоился эпиграммы: «Зарядив статьями пушку, / Блюм сатиру взял на мушку...»
В начале января 1930 года состоялся большой диспут на эту тему в московском Политехническом музее. Неутомимому В. Блюму, докладчику, энергично возражали многие, в том числе Мих. Кольцов и В. Маяковский. Перу Дона Бузильо, то есть Ильфа и Петрова, принадлежит юмористический отклик на этот диспут под заголовком Волшебная палка. Но голоса «против» не умолкали: «Скажите, почему вы пишете смешно? Что за смешки в реконструктивный период? Вы что, с ума сошли?» «Сатира не может быть смешной», — утверждали «строгие граждане». На писательском съезде Мих. Кольцов рассказал, как «одному почтенному московскому редактору принесли сатирический рассказ. Он просмотрел и сказал: "Пролетариату смеяться еще рано. Пускай смеются наши классовые враги"»...

Из статьи Александры Ильф. «Мысленно вместе»

@темы: Биографии, Ильф и Петров, Литературная критика

Максималист
Более всего Ходасевич в детстве увлекался балетом и не стал профессионалом из-за слабого здоровья (болезни всякого рода преследовали его буквально с первых дней жизни и до самых последних). Но постепенно внимание его обратилось к литературе. Впрочем, вполне возможно, что те стихи и драмы, сочинявшиеся им, которые он пересказывает в «Младенчестве», так и остались бы невинными детскими забавами, если бы не обстановка, окружавшая его в гимназии.
Это была Третья московская гимназия, где в одном классе с ним учился Александр Яковлевич Брюсов, брат знаменитого уже тогда поэта. Через него и сам Валерий Яковлевич оказался не столь недоступным, замкнутым и демонически загадочным. Ранние поэтические интересы Ходасевича разделял и еще один одноклассник — Г. Малицкий, чьи строки мы находим в гимназическом сочинении Ходасевича (хранится в ЦГАЛИ). Но более всего повлияла на формирование интереса к поэзии дружба с Виктором Гофманом. Сейчас этот поэт основательно забыт, и разве что иногда вспоминается его «Был летний вечер, вечер бала...», а в конце 1900-х годов его имя прочно входило в добротный второй ряд поэтов русского символизма. Ходасевич вспоминал: «Гофман был на один класс старше меня, и в младших классах я его не помню. Мы познакомились, когда он был в седьмом, я — в шестом. Первоначальные литературные интересы нас сблизили. Несколько раз я был у него, он — у меня, но чаще беседовали мы, идя после уроков домой, или в гимназии, на переменах». Да и сама обстановка в гимназии вызывала интерес прежде всего к литературе. Среди своих учителей Ходасевич выделяет известного литературоведа В. И. Шенрока, а также двух иностранных поэтов: датчанина Тора Ланге и немца Георга Бахмана. Оба они входили в круг ранних русских символистов.
Таким образом, все направляло молодого, болезненного и оттого еще более самоуглубленного человека к символизму, переживавшему тогда свой расцвет: «Ведь какие времена были! — В те дни Бальмонт писал «Будем как Солнце», Брюсов — «Urbi et Orbi". Мы читали и перечитывали всеми правдами и неправдами раздобытые корректуры скорпионовских «Северных цветов». Вот — впервые оттиснутый «Художник-Дьявол», вот «Хочу быть дерзким», которому еще только предстоит сделаться пресловутым. <...> Читали украдкой и дрожали от радости. Еще бы! Весна, солнце светит, так мало лет нам обоим,— а в этих стихах целое откровение».1 2 В 1903 году Ходасевич «нелегально» попадает на заседание Литературно-художественного кружка, где Брюсов читает знаменитый доклад о Фете. В 1904 году начинают выходить «Весы», ставшие центром русского символизма на бурные пять лет. Гофман уже принят в среде символистов, не слишком восторженно, но как свой. И даже по сохранившемуся гимназическому сочинению Ходасевича мы чувствуем, как стесняет его заранее предначертанный жизненный путь. Сочинение это написано на тему: «Правда ли, что стремиться лучше, чем достигать?» и посвящено страстному утверждению: да, лучше. Именно в стремлении выявляются, по мнению юноши, лучшие стороны человека, а достижением может удовлетвориться лишь убогий и ограниченный. Здесь, за этим гимназическим сочинением, уже стоит выношенная позиция, которой Ходасевич не изменит до самого конца.

"Жизнь и поэзия Владислава Ходасевича". Вступительная статья Н. А. Богомолова

@темы: Биографии, Ходасевич, Литературная критика

Максималист
...Надежда Александровна Тэффи так говорила о себе племяннику русского художника Верещагина Владимиру: «Я родилась в Петербурге весной, а как известно, наша петербургская весна весьма переменчива: то сияет солнце, то идет дождь. Поэтому и у меня, как на фронтоне древнего греческого театра, два лица: смеющееся и плачущее».
Удивительно счастливой была писательская судьба Тэффи. Уже к 1910 году став одной из самых популярных писательниц в России, она печатается в крупных и наиболее известных газетах и журналах Петербурга, на ее сборник стихов «Семь огней» (1910) откликнулся положительной рецензией Н. Гумилев, пьесы Тэффи идут в театрах, один за другим выходят сборники ее рассказов. Остроты Тэффи у всех на устах. Ее известность столь широка, что появляются даже духи «Тэффи» и конфеты «Тэффи».
Нет оснований считать, что ее детство было чем-либо омрачено. Она родилась 24 апреля 1872 года в родовитой дворянской семье. Ее прадед Кондратий Лохвицкий (1774—1830) увлекался литературой и во времена Александра I писал мистические стихи. Отец писательницы Александр Владимирович Лохвицкий (1830—1884) был хорошо известным в Петербурге адвокатом, оратором, профессором, автором научных трудов. Ее сестра Мирра Лохвицкая (1869—1905) пользовалась популярностью как поэтесса. Она дважды была награждена Пушкинской премией, и ее называли «русской Сафо». Две другие сестры, Варвара и Елена, тоже не без успеха пробовали свои силы в литературе. Мать Тэффи была француженкой по происхождению, она «всегда любила поэзию и была хорошо знакома с русской и в особенности европейской литературой». Училась Тэффи в гимназии на Литейном проспекте.
Вспоминая время учения, Тэффи в рассказе «Мой первый Толстой» писала, что его автобиографическая трилогия была для нее одной из важнейших книг. Здесь же она вспоминает, что, когда ей было тринадцать лет, она поехала к Л. Толстому с просьбой внести изменения в «Войну и мир», так как ей хотелось, чтобы Андрей Болконский не умирал. Но увидев писателя в его доме, она от волнения смогла только протянуть ему фотографию для автографа. О круге своего чтения в этот период, слегка иронизируя, Тэффи писала так: «Тургенев — весной. Толстой — летом, Диккенс — зимой, Гамсун — осенью».
Охотно рассказывая в автобиографических произведениях о своих детских и отроческих впечатлениях и привязанностях, Тэффи никогда не писала о своей личной жизни. Близкий друг старшей дочери Тэффи сообщил мне, что первый муж Надежды Александровны был поляк Владислав Бучинский, который после окончания юридического факультета служил судьей в Тихвине. Вскоре после рождения их первого ребенка в 1892 году он оставил службу и поселился в своем имении под Могилевом. В 1900 году, когда у них уже родилась вторая дочь Елена и сын Янек, Надежда Александровна расходится с мужем и начинает свою литературную карьеру в Петербурге.

Из статьи Элизабет Нитраур «ЖИЗНЬ СМЕЕТСЯ И ПЛАЧЕТ...» О судьбе и творчестве Тэффи

@темы: Биографии, Тэффи, Литературная критика

Максималист
Так случилось, что точная дата рождения Павла Васильевича Анненкова, человека, знавшего цену факта, неизвестна. Его биографы называли и 1811-й, и 1812 годы. Наиболее достоверным считается 19 июня (1 июля) 1813 года.
Сын состоятельного симбирского помещика появился на свет в Москве. В соответствии с принятой традицией он получил домашнее воспитание, потом учился в гимназии при Петербургском Горном институте, недолго был вольнослушателем историко-филологического факультета Петербургского университета, с 1833 года служил в Министерстве финансов, но вскоре оставил и это занятие, навсегда, до конца жизни, перейдя на положение «неслужащего дворянина».
Решающим в судьбе Анненкова стало «замечательное десятилетие» (так он назовет впоследствии свой мемуарный очерк) 1838—1848 годов. В это время он становится своим в разнообразных литературных кружках и редакциях, знакомым, приятелем, другом, собеседником многих русских писателей, которые потом станут «объектами» его критических статей и воспоминаний. В 1839 году он сходится с Белинским, еще раньше состоялось знакомство с Гоголем и его друзьями по Нежинскому лицею. В кругу его общения такие разные писатели и люди, как Тургенев и Достоевский, Л. Толстой и Гончаров, Герцен, Огарев и Некрасов, Дружинин, Боткин, Салтыков-Щедрин, Писемский, Грановский, Кавелин, Хомяков, Киреевский. В 1846—1847 годах во время заграничной поездки он знакомится и переписывается с К. Марксом. В конце жизни во время одной из редких поездок на родину он успевает поговорить с И. Н. Ульяновым и по его просьбе открыть в своем имении школу.
Умение «ладить» если не со всеми, то со многими в литературной среде, пронизанной скрытым соперничеством, борьбой эстетических платформ и самолюбий, столь характерное для Анненкова, вызывало неоднозначное отношение. В недоброжелательных воспоминаниях А.Я. Панаевой, к примеру, возникает образ прижимистого человека-флюгера, литературного хамелеона, который постоянно поддакивает своим знаменитым знакомым, «ухаживает за литераторами», «повторяет чужие мысли!», в любом деле заботится только о барышах. П.М. Ковалевский тоже был убежден, что Анненков «получал свой свет от больших солнц литературы, около которых неустанно вращался».
Но на это свойство характера Анненкова можно взглянуть и с другой стороны. «Я полон к Павлу Васильевичу беспредельного обожания, — пишет А.В.Дружинин Л.Н. Толстому в апреле 1859 года. — Ведь, кажется, великий хитрец и на язык плут, всех другом желает быть, всем поддакивает, готов в разговоре одобрить всякую литературную пакость, а между тем чувствуешь, что под всей этой чертовщиной честность и великая прямота, которой и не разглядишь. И что еще удивительнее, само плутовство и поддакивание его украшает». Много позднее, в октябре 1882 года, И.С. Тургенев разъяснял М. Е. Салтыкову-Щедрину: «...Насчет нашего общего друга П.В. Анненкова Вы несправедливы...Он ни кому не относится свысока да иронически... Вы, может быть, не заметили, что он до крайности стыдливый человек и даже робкий. Вы этого не разглядели под его напускной развязностью. Конечно, он современник Гоголя и Белинского; но он точно так же чувствует себя современником Языкова и Маслова — и нисколько от этого не отказывается».

Из статьи И. Сухих. Жизнь и критика П.В. Анненкова


П.В. Анненков

@темы: Литература, Биографии, Литературная критика, Анненков

Максималист
Осенью 1806 года дочь сарапульского городничего Надежда Дурова тайно ушла из дому, переоделась в мужское платье и под именем Александра Соколова поступила в военную службу. В 1807 году она уже участвовала в сражениях. Тайна Дуровой была известна лишь нескольким людям, но слух о том, что в русской кавалерии служит женщина, все же распространился в армии, оброс легендарными подробностями, и самой Дуровой приходилось слышать о себе фантастические рассказы. Так началась легенда об отважной кавалерист-девице, легенда, вызывавшая и вызывающая до сих пор неослабевающий интерес и благодарное восхищение, вдохновляющая поэтов, художников, музыкантов.
Эта легенда, как и положено легенде, не следует точно фактам и обстоятельствам того события, о котором повествует, но сохраняет главный его смысл, его общую идею, нравственный и общечеловеческий смысл и потому находит отклик в умах и сердцах длинного ряда последующих поколений. Идея легенды о Надежде Дуровой — победа в борьбе за свободу, за свободу личную и за свободу Отечества. Об этом говорит легенда, этому же были посвящены жизнь и деятельность Надежды Андреевны Дуровой — богато и разносторонне одаренного человека, имевшего редкую в людях смелость преступить предрассудки своего времени, храброго воина, талантливой писательницы.
Надежда Андреевна Дурова родилась в сентябре 1783 года. Дня своего рождения она не знала и сама. «У отца моего нигде этого не записано,— сообщает она историку, составлявшему ее биографию.— Да, кажется, нет в этом и надобности. Можете назначить день, какой вам угодно".

Ее отец, Андрей Васильевич Дуров,— гусарский офицер, владелец одной-единетвенной небольшой деревни в Сарапульском уезде Вятской губернии (ныне Удмуртская АССР), мать, Надежда Ивановна,— красавица, «одна из прекраснейших девиц Малороссии», говорит о ней Дурова, - происходила из семьи богатых украинских помещиков Александровичей. Родители Надежды Ивановны были против этого брака. Молодые повенчались «увозом». Дурова подробно описала и страстную романтическую любовь родителей, и романтическое бегство матери из дому с бедным гусаром. Видимо, мать часто вспоминала и рассказывала эти эпизоды потому, что только они и были светлыми и счастливыми страницами ее замужества, следующие годы оказались цепью разочарований и страданий. Несмотря на то что после венчания Надежда Ивановна просила у отца прощения за нарушение его запрета, отец ее не простил и отказался от нее. В родительском доме она была баловнем семьи, не знала забот и уж конечно никаких материальных лишений; став женой строевого офицера невысокого чина (Дуров тогда имел чин ротмистра), к тому же живущего лишь на жалованье, она оказалась в совсем иных условиях. Ей пришлось ограничивать себя во всем, тяжелым и утомительным был походный быт, все это — да и многое другое — совершенно не походило на сложившееся у нее под влиянием чтения идиллических романов представление о жизни. «Муки, предшествовавшие моему рождению,— пишет Дурова,— удивили матушку самым неприятным образом; они не имели места в мечтах ее и произвели на нее первое невыгодное для меня впечатление». Надежда Ивановна ожидала сына, думая, что ради внука отец простит ее, но родилась девочка. Мать все же получила желанное прощение, однако неприязнь ее к дочери осталась.

Из статьи В. Б. Муравьёва "КАВАЛЕРИСТ-ДЕВИЦА НАДЕЖДА ДУРОВА"

@темы: Биографии, Женщина, Кавалерист-девица, Надежда Дурова

Максималист
Родился Максимилиан Волошин 16 мая 1877 года в Киеве. Его отец — Александр Максимович Кириенко-Волошин, происходил из запорожских казаков, служил членом Киевской палаты уголовного и гражданского суда. Мать, Елена Оттобальдовна, — из обрусевшего немецкого рода. Через год после рождения сына семья переехала в Таганрог, однако семейная жизнь родителей не сложилась, и в 1879 году мать поэта переезжает с сыном в Севастополь. С тех пор они всегда вместе. Елена Оттобальдовна была женщиной независимой, решительной, образованной, с ярким, оригинальным умом и имела большое влияние на сына. После смерти отца в 1881 году маленький Макс вместе с матерью переезжает в Москву, где они прожили до 1893 года.
В Москве Волошин поступает в частную гимназию Л.И.Поливанова, но из-за дороговизны обучения через год переходит в 1-ю Московскую казенную гимназию. Любознательный, способный мальчик учился очень плохо. Он не терпел насилия школы, а учителя предубежденно относились к не по летам одаренному гимназисту. Позже Волошин напишет так об этом периоде своей жизни: «Тоска и отвращение ко всему, что в гимназии и от гимназии. Молюсь о юге и молюсь о том, чтобы стать поэтом». Эти желания вскоре исполнились. В 1893 году Елена Оттобальдовна приобретает недорогой участок в Крыму — в Коктебеле — поселке, находящемся недалеко от Феодосии. Волошин переходит в Феодосийскую гимназию. С 1980 года он пишет стихи, переводит, увлекается театром и декламацией.
Его первые стихи носят отпечаток увлечения Пушкиным, Некрасовым, Гейне. И это не удивительно: «С 5 лет — самостоятельное чтение книг в пределах материнской библиотеки. Уже с этой поры постоянными спутниками становятся: Пушкин, Лермонтов и Некрасов, Гоголь и Достоевский и немногим позже — Байрон и Эдгар По». В 1895 году было опубликовано первое стихотворение Волошина «Над могилой В.К.Виноградова», посвященное директору гимназии, который был добрым и гуманным человеком и мудрым руководителем. Это стихотворение входило в маленький сборник, посвященный памяти В.К.Виноградова и составленный феодосийскими преподавателями. Вскоре М.Волошин приобрел в Феодосии славу поэта. В гимназии проявился не только поэтический, а также и артистический дар Волошина, ему даже прочили большое актерское будущее. Но мать, желая направить сына по стопам отца, настояла на карьере юриста, и в 1899 году Волошин поступает на юридический факультет Московского университета. Однако правовые науки не интересовали его: «Два года студенческой жизни в Москве оставили впечатление пустоты и бесплодного искания». Волошин принимает активное участие в студенческом движении, за что его исключают из университета и высылают из Москвы. Несмотря на скорое восстановление в университете, Волошин все же покидает Москву. Его неудержимо влекла к себе Европа: ее жизнь, города, культура, история. Первое свое путешествие в далекие страны он совершил вместе с матерью в 1899 году (Италия, Швейцария, Франция, Германия). Затем отправился туда вновь вместе с друзьями (май — июль 1900). Странствия Волошина не сводились просто к любопытству туриста, который переезжает от одной достопримечательности к другой, он стремился узнать незнакомую страну как можно более полно, постичь во всех подробностях ее индивидуального облика. Собираясь с друзьями в первое самостоятельное путешествие, он изучал итальянский язык и путеводители по Италии, зарабатывал деньги рецензиями в «Русской мысли», приступил к систематическому изучению истории искусств, прочитал «Путешествие по Италии» Гете, выработал маршрут. Матери он писал: «Задача нелегкая: пройти через Тироль, озера, всю Италию, прожить в Риме, в Неаполе и вернуться через Афины и Константинополь, и в 3 месяца!» И все же ему это удалось. Путешествие было частично пешим, молодые люди были ограничены в средствах, что ничуть не мешало множеству полученных впечатлений. В шуточном своде правил, которым им предлагалось следовать, говорилось: «В путешествии не столько важно зрение, слух и обоняние, сколько осязание. Для того чтобы вполне узнать страну, необходимо ощупать ее вдоль и поперек подошвами своих сапог». И еще: «В путешествии количество виданного всегда обратно пропорционально количеству истраченного и съеденного». Видано было много, и Волошин заносит свои впечатления в записную книжку, щедро делится ими в письмах. Он же предлагает молодым людям, путешествующим вместе с ним, Леониду Кандаурову, Василию Ишееву и Алексею Смирнову, вести дневник в общей тетради под названием «Журнал путешествия, или Сколько стран можно увидать на полтораста рублей». Эти записи — фиксация непосредственных впечатлений от увиденного и пережитого, своеобразный конспект, призванный напомнить, воскресить в памяти важные подробности и душевные состояния. Но и в таком виде то, что написано Волошиным, отличается обстоятельностью и яркостью. Он часто дополнял заметки товарищей своими наблюдениями и размышлениями. Из его записей можно составить представление о том, какой он увидел Италию и другие страны, можно уловить то особенное, что отличает его путевые впечатления от впечатлений других русских литераторов этого времени.

Из статьи Татьяны Алешка. «Твои слова будут памятниками этих лет»

@темы: Литература, Биографии, Волошин, Литературная критика

Максималист
Биография В.Ф. Ходасевича не относится к числу самых насыщенных событиями. Скорее, она ими бедна. И все-таки перипетии жизни поэта важны для понимания стихов, и без воссоздания биографического контекста творчества многое в его поэзии теряет значительную долю своего смысла.
...
Владислав Фелицианович Ходасевич родился 16(28) мая 1886 года в Москве. «Отец его был сыном польского дворянина (одной геральдической ветви с Мицкевичем), бегавшего «до лясу» в 1833 году, во время польского восстания. Дворянство у него было отнято, земли и имущества тоже». Отец учился в Петербурге, в Академии художеств, но карьера живописца не задалась. Тогда он выбрал путь «купца» — стал фотографом. Сначала работал в Туле (и, между прочим, фотографировал семью Льва Толстого), потом перебрался в Москву. Став вполне преуспевающим человеком, он все же не обрел подлинного счастья, которое когда-то несло с собой искусство,— во всяком случае, таким описан он в замечательном стихотворении «Дактили» (1927—1928).
...
О первых детских воспоминаниях поэт сам рассказал в очерке «Младенчество», дополнить который мы уже ничем не можем. Отметим только, что в этом очерке самое пристальное внимание уделено окружавшему Ходасевича в детстве искусству, особенно поэзии и театру (сначала балетному, а потом и драматическому). Можно предположить, что не менее важна для него была и живопись — искусство отца, интерес к которому был унаследован и другими членами семьи. Старший брат Ходасевича, известный московский адвокат Михаил Фелицианович, был еще и отменным знатоком искусства и старины, а его дочь Валентина Михайловна стала знаменитой художницей.

Из статьи Н. А. Богомолова "ЖИЗНЬ И ПОЭЗИЯ ВЛАДИСЛАВА ХОДАСЕВИЧА"

@темы: Литература, Биографии, Ходасевич, Литературная критика

Максималист
Родился Иван Алексеевич Бунин 10(22) октября 1870 года в Воронеже, в обедневшей дворянской семье, окончил всего 4 класса Елецкой гимназии, а детские и юношеские годы вплоть до 19 лет провел в деревенской глуши Елецкого уезда Орловской губернии — на хуторе Бутырки, а затем в деревне Озерки, в разорившемся имении Каменка. Там, в мелкопоместных усадьбах, «в глубочайшей полевой тишине» и в полустепных просторах, среди богатейшего чернозема и бедных крестьянских изб, впитывала душа подростка красоту и печаль России, трагические загадки русской истории и национального характера. В детстве и юности столкнулся Бунин с теми социально-психологическими сложностями русского повседневного быта, русских нравов и русских характеров, которые он затем осмыслял и разгадывал в своих книгах — «Деревне» и «Суходоле», многочисленных рассказах и стихах, в «Жизни Арсеньева».
«Меня всегда волновали земля и народ», — замечал впоследствии Бунин. Он неизменно возвращался в родные края, жил в деревне и тогда, когда стал знаменитым писателем. Оказавшись после Октябрьской революции в эмиграции, живя во Франции, он до последних дней (умер Бунин в 1953 году) духовно возвращался на Родину — в книгах, в думах, гневным осуждением фашистских орд, ворвавшихся в Россию, неколебимой уверенностью в духовной силе и красоте русского человека.
Детские и юношеские впечатления создают основу писательской личности. Но какой огромный труд, сколько мук и усилий духа, страданий, сомнений и радостей ума и сердца надо было пережить, сколько потребно было узнать и увидеть в мире, чтобы затерянную в деревенской или провинциальной глуши жизнь русского человека вывести на просторы истории и вселенной, связать, по словам Горького, «с общечеловеческим на земле».

Я человек: как бог, я обречен
Познать тоску всех стран и всех времен.

Интерес ко всем векам и странам заставил художника исколесить почти весь мир. Он изъездил всю Европу, путешествовал по странам Ближнего Востока, бывал в Турции, в Греции, в Египте, Сирии, Палестине, на окраинах Сахары, на Цейлоне, в Индии... Русская деревня и сторожевые курганы Дикого поля, места, где бились полки Игоревы, комфортабельные европейские отели, новейшая техника океанских кораблей и пирамиды Хеопса, развалины Баальбека, стихия тропиков и океана, жизнь русских крестьян, цейлонских рикшей, американского миллионера — все вбирала его редкая память, послушная зову призвания.
Не было, пожалуй, другого писателя, который бы столь родственно, столь близко воспринимал и вмещал в своем сознании далекую древность и современность, Россию, Запад и Восток.
Дворянин по происхождению, разночинец по образу жизни, поэт по дарованию, аналитик по складу ума, неутомимый путешественник, Бунин совмещал, казалось бы, несовместимые грани мировосприятия: возвышенно-поэтический строй души и аналитически-трезвое видение мира, напряженный интерес к современной России и к прошлому, к странам древних цивилизаций, неустанные поиски смысла жизни и религиозное смирение перед ее до конца непознаваемой сутью.

Л. Крутикова «АХ, ЭТА САМАЯ РУСЬ...»


@темы: Литература, Биографии, Бунин, Литературная критика

Максималист
Сергей Александрович Сафонов родился в 1867 году, умер в 1904 году в Петербурге. По окончании московской гимназии он играл на сцене провинциальных театров, но вскоре занялся литературным трудом. Первые печатные произведения Сафонова появились в 1888 году в «Стрекозе» («Два сердца»), сотрудничал он в «Ниве», «Севере», «Русском вестнике», «Живописном обозрении», «Всемирной иллюстрации», «Новостях», «Звезде», «Неделе». При жизни поэта вышел в свет единственный его сборник — «Стихотворения». СПб., 1893,— удостоенный Пушкинской премии Академии наук. Подготовленный автором второй сборник издан посмертно в 1914 году. Лирика Сафонова отразила настроения русской интеллигенции эпохи «безвременья», она проникнута глубокой грустью, а подчас тоской и пессимизмом. Сафонов увлекался музыкой, одно его стихотворение названо «На мотив Чайковского» («Усни! Пускай в душе томленье и печали...»). На стихи Сафонова писали музыку В. Муромцевский («Мы встретились с тобой...»), А. Петров (на тот же текст), И. Некрасов («На просторе лесистой поляны...»), М. Ипполитов-Иванов («Рассвет»), А. Алфераки («О если б грусть мою...»), М. Китаин («Я ждал тебя с утра...»), А. Малышевская (на тот же текст).

Из примечаний В. Е. Гусева


* * *

Это было давно... Я не помню, когда это было...
Пронеслись, как виденья, и канули в вечность года,
Утомленное сердце о прошлом теперь позабыло...
Это было давно... Я не помню, когда это было,
Может быть, никогда...

Я не знаю тебя... После долгой печальной разлуки,
Как мне вспомнить твой голос, твой взгляд, очертанья лица
И ласкавшие некогда милые, нежные руки?
Я не знаю тебя после долгой печальной разлуки,
После слез без конца...

Иногда... иногда, мне сдается, тебя я встречаю
В вихре жизни безумной, в разгаре людской суеты,
Жду тебя и зову, все движенья твои замечаю...
Иногда... иногда, мне сдается, тебя я встречаю,
Но вгляжусь — нет, не ты!..

Это было давно... Я не помню, когда это было?..
Но бессонные ночи, но думы... Как жутко тогда!
Как мне хочется счастья, как прошлое близко и мило!..
Это было давно... Я не помню, когда это было,—
Но со мной ты всегда!..

(1895)
Источник.


@темы: Литература, Стихи, Биографии, Поэзия, Литературная критика, Сафонов

Максималист
Уже в 1904—1905 гг. издательство «Скорпион» выпустило собрание стихов Бальмонта в двух томах. В 1907—1914 гг. выходит его Полное собрание стихов в десяти томах. И до этого и после этого ежегодно выходят новые книги поэта. Были годы, когда Бальмонт выпускал по две-три книги в год (например, «Белые зарницы», «Зовы древности», «Птицы в воздухе» — 1908 г.; «Зеленый Пертоград», «Из чужеземных поэтов» — 1909 г.; «Белый зодчий», «Край Озириса» — 1914 г.). Первое десятилетие века, вплоть до первой мировой войны, было для Бальмонта временем наибольшей его популярности. О нем писали Горький и Блок, Брюсов и Белый, Городецкий и Чуковский, Балтрушайтис и Анненский, Вячеслав Иванов и Волынский. Отклики на творчество Бальмонта были самые разноречивые, порой диаметрально противоположные. Антиправительственные выступления Бальмонта в пору первой русской революции не были игрой и бравадой, как это представляется некоторым биографам. Это были увлеченные, страстные, гневные протесты, вызвавшие широкий общественный отклик. Е. А. Андреева - Бальмонт пишет, что в 1905 г. он «все дни проводил на улице, строил баррикады, произносил речи, влезая на тумбы», он «страстно увлекся революционным движением». Именно увлекся. Так же быстро эта увлеченность оборвалась, уступая место другим увлечениям.
В конце января 1905 г. Бальмонт едет в Мексику и в США.
Редко кто из русских поэтов ездил так много и на такие долгие сроки. Но это были не вояжи, а творческие поездки, своего рода поэтические завоевания других земель. Его переводы космогонических мифов ацтеков и майя, его описания памятников древней мексиканской литературы отмечаются учеными как произведения, в которых есть любопытные наблюдения.
Летом 1905 г. Бальмонт в России. Революционное настроение масс передалось и ему. Он сотрудничает в большевистской «Новой жизни», пишет сатирические, обличительные стихи, митингует, ждет расправы над собой, как ему казалось — законченным революционером. И наконец, уезжает в Париж — на долго, на семь с лишним лет.
Попав за границу, он тоскует по России, и это выражено и в его поэзии, и в его письмах: «Я тоскую по России. Но есть ли сейчас Россия — или она замерла — на неопределенное время» (Ф. Батюшкову, 1911 г.).
Год 1912 — грандиозное кругосветное путешествие (Лондон, Плимут, Канарские острова, Южная Америка, Мадагаскар, Южная Австралия, Полинезия, Новая Гвинея, Цейлон и др.), которое насытило любознательного поэта, но не избыло его тоски по России. В одном из писем 1914 г. Бальмонт писал: «Мне хочется обогатить свой ум, соскучившийся непомерным преобладанием личного элемента во всей моей жизни». Важное признание!
После амнистии 1913 г., объявленной в связи с трехсотлетием дома Романовых, поэт возвращается в Москву. Ему рады, его шумно встречают как знаменитого поэта. В его честь устраивают вечера и приемы.
Война 1914 г. застает поэта вновь во Франции. В мае 1915 г. он с трудом возвращается в Россию. Объезжает с лекциями-концертами всю страну — от Саратова до Омска,
от Харькова до Владивостока...

Лев Озеров. Песнь о Солнце

@темы: Биографии, Поэзия, Российская Империя, Бальмонт

Максималист
В богатой зарубежной литературе о Гойе, которую великолепно знал Стасов, неоднократно высказывались мысли о большой общественной значительности творчества великого испанского художника и о его связи с передовыми идеями того времени. Теофиль Готье в книге очерков «Путешествие в Испанию» (1842) указывал, что Гойя «служил новым идеям и верованиям». Шарль Ириарте в своей монографии о Гойе, изданной в 1867 году, писал, что «Гойя принадлежит к семейству Вольтеров, Дидро я Даламберов» и что в его искусстве сатира была поставлена «на службу определенных политических идей».
Однако даже эти наиболее прогрессивные оценки творчества Гойи в западной искусствоведческой литературе далеко не достигали точности и определенности той характеристики, которую дал Гойе В.В. Стасов. В начале своей статьи Стасов указывает, что «...мы находим у него везде на первом плане, в лучших его созданиях, такие элементы, которые в наше время и, быть может, особенно для нас, русских, всего драгоценнее и нужнее в искусстве. Эти элементы — национальность, современность и чувство реальной историчности».
Стасов особенно подчеркивает высокое значение офортов и картин Гойи на темы национально-освободительной борьбы испанского народа против наполеоновского вторжения и отмечает, что «после Гойи был только один художник в Европе, который подумал и почувствовал то же, что и Гойя на счет войны: это — наш Верещагин». И далее: «В иных картинах своих Верещагин (никогда не видавший гравюр Гойи) сходился с Гойей».
Указывая на особое место и значение Гойи в истории искусства, Стасов заканчивает свою статью словами о значении его творчества для современной борьбы направлений в искусстве: «И вот с этой-то стороны правды, естественности, глубокой мысли, горячего чувства, национальности и историчности, Гойя есть, на мои глаза, лучший и высший художник конца XVIII и начала XIX века. Потому-то мне давно хотелось рассказать нашей публике его биографию, указать его направление.
Как смешны и жалки доктринеры и педанты, подобные Люкке, которые пробуют уверять, что «карикатуры» Гойи — еще не настоящее искусство! Им от искусства все только тот праздный, идеальный хлам нужен, которым всего более загромождены все музеи. Им надо, чтобы душа и жизнь молчали в искусстве».
Статья Стасова "Франсиско Гойя" значительно опередила не только все, что было написано о Гойе за рубежом до нее, но и большую часть того, что было написано впоследствии.
Стасов подтвердил неизменность своей точки зрения на Гойю в своем «Искусстве XIX века», где он писал о нем (и о Хогарте): «Главная их задача и сила—в нападении, в каре всего гнилого и вредного, в высказывании воодушевленного негодования на пошлость, низость и бездушие. Тут они велики, гениальны, мощны, несравненны».

Из Комментариев В. Я. БРОДСКОГО



Франсиско Гойя "Маха одетая"

@темы: Биографии, Живопись, Гойя, Стасов

Максималист
Одним из самых ярких мыслителей XX века, начавшим свой творческий путь в годы «русского ренессанса» и оказавшим значительное влияние на развитие философской мысли в Европе, был Николай Александрович Бердяев (1874-1948).
Будущий, как он себя называл, «верующий вольнодумец» родился в Киеве. По своему происхождению он принадлежал к русской аристократии. Его родители, хотя и жили в провинции, сохраняли обширные связи при Дворе. «Все мои предки были генералы и георгиевские кавалеры. Все начинали службу в кавалергардском полку... Я с детства был зачислен в пажи за заслуги предков». По материнской линии он был в близком родстве с польскими магнатами Браницкими, владевшими на Украине необозримыми угодьями. И Николаю прочили службу в самом привилегированном, лейб-гвардии кавалергардском полку, придворную карьеру. Однако любящие родители не решились отправить сына учиться в Петербург, в Пажеский корпус, а определили в местный кадетский корпус. Друзей в корпусе у Николая не было. Одноклассники относились к нему с завистью и отчуждением. Этот стройный юноша, владевший несколькими иностранными языками, прекрасный наездник, стрелок из револьвера, казался им пришельцем из другого мира. Внешне именно это представлялось причиной отстраненности Николая и даже заносчивости по отношению к сверстникам, будущим офицерам обычных пехотных полков. «На самом деле я никогда не любил общество мальчиков-сверстников и избегал вращаться в их обществе... И сейчас думаю, что нет ничего отвратительнее разговоров мальчиков в их среде»,— писал Бердяев. У него необычайно рано пробудился интерес к философской литературе. Собеседников на отвлеченные темы среди кадетов не было. В четырнадцать лет Николай уже штудировал Канта и Гегеля. Но чтение столь серьезных книг не было схоластическим усвоением чьих-то мудрых мыслей и идей. «Я непрерывно творчески реагирую на книгу и помню хорошо не столько содержание книги, сколько мысли, которые мне пришли в голову по поводу книги» — так описывал Бердяев свою методу чтения философской литературы. Порой это приводило к неприятным последствиям. Например, однажды на экзамене по Закону Божьему он настолько увлекся развитием собственных мыслей, что получил «единицу» при двенадцатибалльной системе оценок....
...Завершающей творческий и жизненный путь Бердяева стала книга «Самопознание», опубликованная уже после его кончины, в 1949 году. Это одно из самых ярких его произведений — сплав жизнеописания и биографии духа, откровенный, честный анализ своего «микрокосма», эволюции своих взглядов.

Из статьи С. Чумакова. ВЕРУЮЩИЙ ВОЛЬНОДУМЕЦ


@темы: Философия, Биографии, Бердяев

Максималист
Несмотря на такую короткую жизнь (1805-1827), Веневитинов оставил заметный след в истории русской литературы и в памяти поколений. «Лирический поэт с редкими дарованиями», по выражению Белинского, Веневитинов сочетал в своем лице и поэта, и гражданина, и мыслителя, представляя собою действительно выдающееся явление. Он удивлял своих современников исключительной талантливостью и как критик, переводчик, философ, художник, музыкант. Журнал «Московский телеграф» в некрологе о нем писал: «Веневитинову все дала природа; жизнь обещала ему радости, счастье — и могила была уделом его, уносившего во гроб надежды отечества».
Дмитрий Веневитинов родился в Москве 14(26) сентября 1805 года. Сын секунд-майора, гвардии прапорщик Владимир Петрович Веневитинов был женат на княжне Анне Николаевне Оболенской, от которой имел пятерых детей — Дмитрия, Алексея, Софью, Варвару и Петра. Мать Анны Николаевны, Матрена Семеновна Мусина-Пушкина, происходила по прямой линии из семьи Приклонских, от которых вел свой род Пушкин. Таким образом, Дмитрий Веневитинов приходился родственником А.С. Пушкину.
Родители дали Дмитрию Веневитинову прекрасное домашнее образование. Латинский и греческий языки помогли ему ознакомиться с древними классиками, которых уже в четырнадцать лет он прочел в подлинниках. Софокл, Эсхил, Платон, Гомер, Вергилий, Гораций становятся его любимыми авторами. Он подражает им в стихах и пробует переводить отрывки из их сочинений («Прометей», «Георгики»). На французском языке, который Веневитинов знает в совершенстве, он пишет стихи, водевили и статьи. Он прекрасно владеет и немецким. Известны его блестящие переводы из Гёте, Гофмана, Герена и других. Наконец, в рецензии на перевод «Абидосской невесты» Байрона он обнаруживает знание и английского языка.
К плодотворному изучению языков, литературы и философии надо прибавить серьезные занятия живописью и музыкой под руководством художника Лаперша и композитора Геништы. Современник Веневитинова журналист П. Плетнев так характеризует разносторонность его дарований:
«Веневитинов одарен был талантами самыми увлекательными. Живопись и музыка, поэзия и философия обрабатываемы им были не по влечению суетности, но по врожденной склонности, которую оправдал он замечательными опытами. Верный и независимый вкус, благородный и открытый образ мыслей, светлый и живой ум, детское простосердечие и знание потребностей лучшего общества, дружелюбие и мечтательность так пленительно сливались и обнаруживались в нем, что, узнав его, нельзя было не любить. В его сердце, так же как и в уме, соединялось все лучшее».

К 1821 году, когда Веневитинову было 16 лет, относится написание им первого, напечатанного позднее, стихотворения «К друзьям». Именно этим стихотворением начинается собрание его сочинений, изданное в 1829 году. Уже здесь молодой поэт заявлял, что его не прельщают ни слава, ни богатство, что он «весел участью своей с лирой, с верными друзьями».

Из статьи Б.В. СМИРЕНСКОГО "ДМИТРИЙ ВЕНЕВИТИНОВ"


@темы: Стихи, Биографии, Поэзия, Литературная критика, Веневитинов